проел и пропил, и стал думать, что дальше делать. В стражники меня не взяли, а в слугах ходить после плена ужас, как не хотелось.
Я хорошо понимал старого друга. Если бы я провел у степняков два года, надрываясь на самой тяжелой и грязной работе, то ни за что не стал бы заниматься тем же самым в родном городе. Зачем менять одно ярмо на другое? Вот только найти свое место в Паусе всегда было непросто.
— Если знаешь, где искать, то обязательно найдешь то, что нужно, — рассказывал Холин, — лихие люди раньше всегда обретались в служилом квартале. Злобы во мне тогда много было, хотелось ее на ком-нибудь сорвать, а кто попадет под горячую руку не важно. Вот и подумал я за кистень взяться. Семьи нет и терять нечего. Я потолкался по улицам, людей послушал, нищих порасспросил, и они меня отправили к Колуну. Он тогда уже всеми разбойными людьми в квартале заправлял. Вот только простые бойцы ему не нужны были, и мне пришлось наврать, что я из благородных. Все-таки я к тому моменту ваших мудреных разговоров наслушался, от тебя всяких словечек понахватался, так что изобразил все, как надо. Конечно, Колун мне поверил не сразу, но у меня с собой доспехи были настоящие, а такое добро просто так на улице не валяется.
Я не стал напоминать другу о том, что, когда мы прощались с ним несколько лет назад, доспехов у него в мешке хватило бы на двух человек. Помнится, даже пришлось ручную тележку нанимать, потому что в руках все было не унести. Интересно куда он подевал остальное вооружение?
— Жизнь у нас с тобой выдалась нелегкая. И повоевать успели и чужую кровь пролить, — продолжал Холин, — с кинжалом и копьем я с детства управляться умел, а мечом махать тоже дело нехитрое. Да и противников у меня настоящих никогда не было. С дворянами еще ни разу не сталкивался. Обычно стоило только показаться и несговорчивые лавочники сразу на все соглашались. Они против Колуна только и могли, что своих дворовых выставить, а тут на них настоящий воин в латах прет.
— Так ты что же за все эти годы и не убил никого? — не поверил я.
— Двоих порешил, но они разбойники еще похлеще меня оказались, и еще одному купцу несговорчивому башку разбил, но, говорят, выжил он, — как-то не очень уверенно сказал Холин.
Я видел, что рассказывать обо всех своих «подвигах» моему другу было совестно. Все-таки я для него оставался бывшим послушником и дворянином, да и сейчас сидел в монашеском одеянии. Несмотря на всю свою непосредственность, Холин понимал, что его кровожадные истории вряд ли оставят меня равнодушным. Конечно, Колун не стал бы терпеть рядом с собой человека, который за несколько лет поучаствовал всего в трех схватках. Думаю, что за Холином тянулся длинный кровавый след. Разбой есть разбой.
— А со мной, почему драться отказался? — спросил я.
В другое время я не стал бы задавать ему такой вопрос, но за последние годы я разучился доверять, кому бы то ни было. Мало ли какие причины были у бывшего стражника. Уж лучше сразу все узнать и обо всем договориться, чем оказаться в неудобном положении. Возможно, Холин решил помочь мне в надежде получить за это хорошую награду. В таком случае лучше было сразу сообщить ему о том, что лишних денег у меня нет.
— Как я мог, — вскинулся Холин, — я тебе жизнью обязан!
Это было правдой. В свое время я выкупил его у кочевников и спас от неминуемой смерти.
— Да и прибил бы ты меня, — неожиданно добавил Холин, — и никакие доспехи бы не спасли. Ты воин, а я бандит.
Костер почти прогорел. Мы сидели в темноте и смотрели на поддернутые пеплом остывающие угли. Спать еще было рано, поэтому я наломал мелких сухих веток и заново развел огонь. Когда тонкие язычки пламени потянулись к небу, я подбросил несколько крупных поленьев. Холин, разомлевший от еды и тепла, развалился на траве, облокотился спиной о ствол молодой березки и вытянул к костру длинные ноги, обутые в добротные сапоги.
— Спасибо тебе, — сказал я, — если бы ты Колуну про меня не сказал, он бы точно на меня своих людей натравил. Я бы со всеми не справился. И хорошо, что кличку эту дурацкую придумал.
— Какую? — не понял Холин.
— Проклятый. Если бы не она, Колун ни за что бы не поверил, что я настоящий убийца.
Бывший стражник завозился на земле, зачем-то сел прямо и смущенно кашлянул.
— Так ты проклятый и есть.
От неожиданности я чуть не поперхнулся.
— Тебя так глашатаи называют, — пояснил Холин, — раз в месяц они кричат на базарной площади про твои зверства и объявляют награду за твою голову.
От страшных слов меня передернуло. За годы изгнания я успел убедить себя в том, что меня уже перестали искать. Нет, я, конечно, понимал, что наемные убийцы все еще пытаются отыскать мои следы, но не предполагал, что о моих «подвигах» судачат по всей стране.
— Вот значит, как, — я поднял с земли сухую палку и переломил пополам, — и что я натворил?
— Выступление против правящего дома, убийства, — Холин сплюнул в траву, — подлог и казнокрадство.
Я даже присвистнул от удивления. Король Марон недолго думая решил обвинить меня сразу во всех возможных преступлениях. Велика же была его обида на того, кто в сущности ничего плохого ему не сделал.
— И награда, говоришь, большая?
— Да уж не маленькая, — Холин даже причмокнул от удовольствия представив целую кучу серебра.
Я с тоской оглянулся на храм. Все было напрасно. Все договоренности, достигнутые с Колуном, больше ничего не значили. И он и его люди рано или поздно захотят получить обещанный куш. Как долго они смогут бороться с жадностью, прежде чем решаться подойти к первому попавшемуся стражнику и потребовать свою награду за поимку беглеца?
— Наши ничего никому не скажут, — словно прочитав мои мысли, сказал Холин, — им на награду рассчитывать не приходится. Таких доносчиков стражники сразу на стене за ноги вздернут, и даже разговаривать не станут. Да и не принято у нас так дела делать. Свои сразу порешат, да еще и всю семью вырежут, чтобы другим неповадно было.
— Эх, — я в сердцах махнул рукой, — все одно рано или поздно меня здесь отыщут и убьют. Даже, если бандиты твои сами к старостам не побегут, кто-нибудь из их родных точно донесет. Не думаешь же, ты, что разбойники женам своим
